Мария Николаевна Ермолова — русская драматическая актриса Малого театра, по словам Станиславского — величайшая из виденных им актёров. Прославилась ролями свободолюбивых личностей, преданных своим идеалам и противостоящих окружающей пошлости.

Семья Ермоловых из поколения в поколение служила при театре. Cперва при крепостном театре, затем – уже в Москве, в Малом и Большом. Одни из Ермоловых были актерами, другие танцевали в кордебалете, играли в оркестре, служили при гардеробе, но театральным воздухом дышали все. В театре видели и главный интерес, и кусок хлеба, и весь смысл жизни.

Дед Машеньки был скромным гардеробщиком в Малом театре. Он был большим знатоком сцены и артистов, почти безошибочно предсказывал успех той или иной пьесы по первому представлению, того или иного актера по его дебюту.

Отец был талантливый человек, хорошо рисовал, писал стихи и прозу, прекрасно знал литературу. Он служил суфлером в Малом театре. Крупнейшие актеры считались с его мнением и указаниями, уважали его за серьезное отношение к своей работе. В профессии суфлера мало было ему равных.

Машенька страстно любила бывать с отцом на спектаклях. Серая, пропыленная суфлерская раковина освещалась прозрачным желтоватым светом. Отец с побледневшим лицом, с бородкой колышком, в потертом сюртуке с жестким воротничком поглядывал в раскрытую тетрадь, подавал не только слова, но и интонации. Он пристально следил за всем происходящим. Девочка не чувствовала и не замечала ничего, кроме сцены и играющих на ней актеров. Ручонка впивалась в кресло, лицо пылало, рот приоткрывался, карие глаза устремлялись на героя. Лишь с закрытием занавеса маленькая зрительница приходила в себя.

 Девочкой лет трех-четырех Маша часто отправлялась с матерью по делам или в гости. Семья Ермоловых жила бедно, приходилось рассчитывать каждую копейку, поэтому надеяться на извозчика не приходилось, хотя дорога на извозчике стоила семь-десять копеек в один конец. Мать несла маленькую Аню на руках, а Маша, как «большая», шла самостоятельно. Ноги сильно уставали, она тихонько плакала, но не жаловалась.

Были в жизни Маши и очень приятные минуты. Ей доставляло огромное удовольствие угощение «багдадскими» пряниками, которые приносил отец. Это ощущение радости усиливалось, потому что мать часто читала Машеньке пьесу «Багдадский пирожник». Название пьесы ассоциировалось у девочки с угощением отца, что придавало особый вкус пряникам.

Мария Ермолова с отцом в суфлерской будкеМать в театре не служила, она посвятила свою жизнь мужу и детям. Театр для нее был местом отдыха, любви, наслаждения. Когда Машенька оставалась вдвоем с матерью, та ей читала все пьесы, что были у отца. Обе обливались слезами, перечитывая пьесу «Матрос», которая шла в то время на сцене Малого театра.

Матрос был одной из лучших ролей великого актера М.С. Щепкина. Он умер, когда Машеньке было десять лет, но она уже оценила великолепную художественную простоту этого удивительного актера. Своей детской душой она понимала, что такое «великий артист», и бессознательно, но неудержимо стала стремиться к этому идеалу. Убеждение, что она будет «великой артисткой», росло вместе с ней.

Участвуя в любых играх, Машенька фантазировала. Она очень любила играть на поляне у церкви Спаса. Из желтых одуванчиков у нее получались венки, царские короны, из стеблей – цепочки и браслеты. Но самым интересным местом для игры были памятники, которые могли превращаться во что угодно – в скамейку, в коляску, в королевский трон. Любимой у Машеньки была игра в «театр»: «в злые богачки», «в смешные богачки». Когда Маше исполнилось девять лет, отец отдал ее в балетную школу, которая была в то время единственным театральным училищем: драматического не существовало. Балетных учеников выпускали в случае надобности в драматических ролях, когда по пьесе требовались «дети», а наиболее способных принимали в спектакль.

Маша училась хорошо (у нее всегда была большая жажда знаний), но по одному предмету она шла плохо, а это был в балетной школе самый важный предмет – танцы. И учитель танцев, и классная дама невзлюбили серьезную, задумчивую девочку. Маша была скованной, стеснительной. Мукой были эти годы в балетной школе. Скрашивало горечь одно обстоятельство: воспитанницы часто устраивали спектакли. В этих спектаклях Машенька сначала участвовала в маленьких сценах, а позже, под влиянием учителя словесности Данилова, разыгрывала серьезные вещи, например сцены из «Марии Стюарт» Шиллера.

Очевидно, уже тогда было что-то особенное в этой девочке: для подруг не было большего удовольствия, чем слушать Машенькину декламацию, и они гордились ею, не зная зависти. Но когда Маше было тринадцать лет, отец в свой бенефис решил дать ей роль и выпустил в водевиле. Она вышла на сцену робко и неловко. Ее глубокий низкий голос мало годился для водевильных куплетов. К большому огорчению отца, ее выступление оказалось неудачным.

И вот однажды произошло чудо. Известная в то время актриса Н.М. Медведева решила поставить в свой бенефис пьесу Г. Лессинга «Эмилия Галотти». Молодая актриса, которая должна была играть Эмилию Галотти, заболела.

Мария Ермолова Стали выбирать замену из молодых актрис, но не могли среди них найти подходящую на эту драматическую роль. Одна из воспитанниц балетной школы рассказала, что у них в балете есть исключительно способная девочка, Машенька Ермолова, и что она «необыкновенно играет». Медведева, у которой другого выхода не было, решила ее «попробовать». Она поехала в балетную школу, велела вызвать Ермолову – застенчивую девочку, с глубокими глазами и дивным голосом, и что-то, видно, в этих полудетских глазах заставило в нее поверить. Девочке дали роль. Через несколько дней состоялось чтение роли.

После первого же монолога Медведева, взволнованная, со слезами на глазах воскликнула:

– Вы будете играть Эмилию!

Художественное чутье помогло Медведевой оценить Машеньку, и день бенефиса знаменитой актрисы был днем появления на сцене той, которая на долгие годы стала украшением и гордостью Малого театра.

Безвестная ученица покорила Москву. Все мнения сводились к одному: «что-то небывалое по силе и таланту». При этом ей было только шестнадцать лет.

После спектакля вечером она записала в своем дневнике: «День этот вписан в историю моей жизни. Я счастлива… нет, я счастливейший человек в мире». Мечта сбылась, надежда осуществилась – она стала актрисой.

В балетной школе оставалось пробыть еще два года. Эти годы принесли мало нового. В танце Маша не чувствовала себя героиней, не могла передать глубину переживаний. Она окончила ее в мае 1871 года и была принята в труппу Малого театра как драматическая актриса. Несколько раз сыграла, еще будучи в школе, Эмилию Галотти с тем же успехом.

Газеты писали об ожиданиях, которые юный талант вызывал в публике… Но крупные роли доставались редко. Молодежь рвалась увидеть Ермолову если не на сцене, то в концертах, на литературных вечерах, которые стали одним из средств общения с любимой молодой актрисой. Это было только начало...